— Как насчет Гильберта и Саливана?..
Не успела она закончить свою фразу, как он достал из кармана билеты и с улыбкой порвал их.
— Думаю, они нам не понадобятся…
Ее разбудил шум улицы. Она лениво открыла глаза и зевнула. Дирк, лежавший рядом, постоянно ворочался, но его дыхание было ровным и спокойным. Она лениво и сонно обняла его и прижалась к нему, потом ласково провела пальцем по его груди вниз, потом по его животу и остановилась, решив, что было бы не совсем честно будить его в такую рань. Этому бедняге и так досталось ночью, он заслужил отдых. Конечно, еще слишком рано. Может быть, попозже, часа через три-четыре… Лучше подождать. В сладостном предвкушении она поцеловала его в плечо.
У Шоны не было в жизни других мужчин, поэтому ей не с кем было его сравнивать, да и нужно ли? Прошлой ночью, оказавшись наконец в комнате, они устремились друг к другу, нетерпеливо и страстно желая поскорей удовлетворить давно мучивший их голод. Но силой воли Дирк сдержал себя и ее. Его руки, губы нежно и ласково дразнили ее, пока не довели до умопомрачения. Затем они слились воедино в наивысшей точке наслаждения. Насытившиеся и довольные, восхищенные и счастливые, лежали они в объятиях друг друга, радуясь ощущению разделенной близости.
А потом она пошла в душ, и на этот раз, словно желая самоутвердиться, пригласила его. Там они смеялись и брызгались, как беззаботные дети, потом вытирали друг друга полотенцем, и он, подняв ее на руки, отнес обратно в постель. Заметив, что она снова готова принять его, он выключил свет и задвинул шторы. Ей показалось, что все вокруг нее стало расплываться в нежном отблеске лунного света, и снова от его медлительных, чувственных ласк она в блаженном экстазе закрыла глаза.
Она проснулась в девять утра. Дирк повернулся к ней и сонно пробормотал:
— Розанна? Это ты?
Шона ущипнула его и промурлыкала:
— Да. Это ты, Питер?
— Какой, к черту, Питер?
Дирк открыл один глаз.
— А кто такая Розанна?
— Никогда не слышал о такой, — усмехнулся он, сел, потянулся и взглянул на нее. — Пора завтракать. Ты хочешь есть?
— Я очень, очень, очень голодная. — Ее руки призывно потянулись к нему. — И, по-моему, не только я.
Он вздохнул и застонал от удовольствия, улегся рядом с ней и прижал ее к себе.
Конечно, они опоздали на завтрак, и им пришлось довольствоваться только кофе.
— Сегодня я намерен показать тебе Эдинбург во всей красе, — сообщил он. — Или ты хотела заняться чем-то другим? Мы могли бы поехать в Глазго, если хочешь, и встретиться с твоими друзьями по университету.
Шона почесала лоб и поставила чашку.
— На самом деле сегодня я собиралась поехать домой. — Заметив, что он поджал губы, она добавила: — Но, думаю, что можно отложить это до завтра.
— Да. Я советую тебе поступить именно так. — Дирк потянулся на стуле и ласково посмотрел на нее. — Кинвейг еще простоит без нас денек-другой. — На его губах заиграла улыбка. — И потом неужели одной ночи за пять лет достаточно?
Она допила кофе, и он, наливая ей еще, промолвил:
— А сейчас мне бы хотелось поговорить о нашем будущем, Шона.
— Нашем будущем?
— Да. О том, чтобы всю оставшуюся жизнь нам провести вместе. О нашем браке. Я не сбегу в этот раз, обещаю.
— Я… Я так боялась этого разговора. — Она закусила губу и опустила глаза. — Давай обсудим дела как-нибудь в другой раз. Все было прекрасно. Зачем нам портить настроение, Дирк?
Это был крик отчаяния. Прекрасные чувства, о которых она так долго мечтала, сейчас грозили превратиться в кучку холодного пепла.
Дирк выпрямился и спросил в лоб:
— Это означает, что ты не хочешь стать моей женой?
— Я не говорю, что не хочу. Не могу. — Ее голос был тихим, с ноткой боли. — Это большая разница.
Он обдумал ее ответ и заявил твердо, но вместе с тем и грустно, заставив ее вздрогнуть:
— Ладно, я знаю, что у тебя никого нет, а поэтому твой отказ означает только одно — ты все еще не простила меня. Так?
Шона покачала головой, почувствовав себя в этот момент самой несчастной.
— Нет, дело не в этом, Дирк. Я знаю тебя теперь намного лучше и вижу, что ты за человек. Видимо, у тебя тогда была действительно уважительная причина не встречаться с моим отцом. Сейчас я могу допустить это.
— Тогда что же? — с мрачным лицом настаивал он.
— Я… Лучше мне не говорить тебе. Я уже достаточно расстроила тебя.
— Да, ты сделала мне очень больно. Но я все равно требую, чтобы ты открылась мне. Я хочу знать, что же нам еще мешает быть вместе.
Понимая справедливость его слов, она глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в голосе.
— Мы… мы оба виноваты. И я не меньше тебя.
— Продолжай, — потребовал он. — Виноваты в чем?
— В смерти моего отца. Когда Рори узнал, что я захотела выйти за тебя замуж, это… это разбило его сердце. С того дня отец уже никогда — до самой смерти — не был прежним. Мысль, что его дочь может стать женой Макалистера, уничтожила его. Вот поэтому я не могу выйти за тебя, Дирк. Его тень будет всегда неотлучно следовать за нами и в конце концов разрушит наш брак.
Дирк побледнел, его взгляд стал пронзительным. Наконец он тяжело вздохнул.
— Да. Таковы все кельты. Мы всегда с благоговением относимся к духам наших предков.
— Это правда, Дирк.
— Ты действительно веришь в то, что Рори именно от этого умер? — резко спросил он. — Я склонен думать, что виной тому его больное сердце.
— Тебя же не было там, — печально сказала она, — и тебе не пришлось наблюдать, как отец угасал день за днем.